Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты не хочешь прыгнуть, Косоглазка?
— Я там уже бывала и прыгала, Шэй, еще до того, как стобой познакомилась. И между прочим, это тебе пришла в голову эта блестящая мысль.
Шэй улыбнулась.
— А мысль блестящая, скажи?
— Они ни за что не догадаются, что это такое на нихналетело.
Они спрятались в библиотеке. Там они поджидали новичков.Наконец те явились и уселись за столы. Им должны были показать какой-тоознакомительный видеофильм. Шэй и Тэлли лежали на животе на верхних полкахстеллажей, где хранились старые пыльные бумажные книги, и наблюдали зановичками, ожидая, когда появится инструктор и утихомирит щебечущих уродцев.
— Уж больно легко, — сказала Шэй, приклеивая густыечерные брови поверх собственных.
— Тебе-то легко. Ты выскочишь за дверь, когда никто ещетолком не успеет понять, что случилось. А мне еще по лестнице бежать.
— Ну и что, Тэлли? Что нам сделают, если поймают?
Тэлли пожала плечами.
— Верно, — шепнула она, но все же натянула наголову пепельно-русый парик.
К концу лета уже почти всем их одногодкам исполнилосьшестнадцать, и те превратились в красоток и красавцев. А оставшиеся сталибезобразничать на полную катушку. Но почему-то так получалось, что почти никогоне наказывали, и Тэлли уже казалось, что клятву Перису она дала сто лет назад.Вот станет красоткой — и все, что случилось за этот месяц, будет не важно. Ейне терпелось оставить все это позади, но напоследок она была не прочь от душиповеселиться.
Вспомнив о Перисе, Тэлли приклеила себе большой пластиковыйнос. Прошлой ночью они совершили налет на помещение театрального класса винтернате Шэй и набрали там уйму париков, накладных бровей, носов и прочихвещей для изменения внешности.
— Ты готова? — спросила она. И хихикнула.Получилось гнусаво из-за накладного носа.
— Секундочку. — Шэй схватила с полки большуютолстую книгу. — Ладно, шоу начинается.
Они одновременно вскочили.
— Отдай мне эту книжку! — крикнула Тэлли. —Она моя!
Они услышали, что уродцы внизу замолкли. Большого трудаподружкам стоило не посмотреть вниз, на испуганные мордашки новичков.
— А вот и нет, Пятачок! Я ее первая взяла.
— Ты что, шутишь, Толстуха? Ты и читать-то не умеешь!
— Да? Не умею? А ты вот это почитай!
Шэй размахнулась и швырнула книгу в Тэлли. Та увернулась,книгу поймала, запустила ею в Шэй и попала по поднятым вверх рукам. От удараШэй покачнулась и перевалилась через боковую планку стеллажа.
Тэлли, наклонясь вперед, вытаращенными глазами следила затем, как Шэй летит вниз. Расстояние до пола на нижнем ярусе библиотекисоставляло три этажа. Новенькие уродцы хором завизжали и разбежались в стороныот размахивающей руками и ногами девочки, падающей прямо на них.
В следующую секунду сработала спасательная куртка, и Шэйвзмыла в воздух, оглушительно и дико хохоча. Тэлли подождала еще несколькосекунд. Страх новичков сменился изумлением: Шэй снова подпрыгнула вверх, апотом приземлилась на стол и опрометью помчалась к двери.
Тэлли бросила книгу, слезла со стеллажа и побежала клестнице. Одолевая за один прыжок по целому пролету, она устремилась к выходуиз корпуса.
— О, это было что-то!
— Ты их рожи видела?
— Не очень, — призналась Шэй. — Я не спускалаглаз с пола, летевшего мне навстречу.
— Да, я помню, когда я с крыши летела, со мной то жесамое было. Земля как-то привлекает внимание.
Кстати о рожах. Нос-то сними.
Тэлли хихикнула и отлепила от лица нос.
— Да уж, нет смысла быть уродливее, чем обычно.
Шэй нахмурилась. Она отклеила накладную бровь и сердитозыркнула на Тэлли.
— Ты не уродка.
— Перестань, Шэй.
— Я не шучу. — Она протянула руку и прикоснулась кносу Тэлли. — У тебя классный профиль.
— Не говори глупостей, Шэй. Я уродка, ты тоже. И такиминам быть еще две недели. Но ничего в этом нет ужасного. — Онарасхохоталась. — У тебя, например, одна бровь косматая, а втораятонюсенькая.
Шэй отвела взгляд и принялась молча снимать с себя остаткигрима.
Они спрятались в раздевалке у песчаного пляжа, где до тогооставили свои кольца-интерфейсы и одежду. Если бы кто-то спросил, они бысказали, что все это время купались. Купание в реке представляло собойграндиозный способ надувательства. При этом тебя никто не сумеет разыскать потемпературе тела, а ты можешь без труда сменить одежду. К тому же это служило прекраснымоправданием при ответе на вопрос, почему на тебе нет кольца-интерфейса. Рекасмывала все преступления.
Еще через минуту они уже плескались в воде, утопив всегримировальные принадлежности. Спасательную куртку они собирались попозжевернуть на место — положить в ящик в подвале школы искусств.
— Я серьезно говорю, Тэлли, — сказала Шэй, кактолько они вошли в воду. — Нос у тебя совсем не уродливый. И глаза твоимне тоже нравятся.
— Мои глаза? Ну это уже просто полный бред. Они же… ну,как говорится, слишком близко посажены.
— Кто это говорит?
— Биология.
Шэй набрала в пригоршню воды и плеснула на Тэлли.
Ты же не веришь во всю эту дребедень, правда? В то, чтосуществует только одна разновидность внешности и что все запрограммированы сэтим соглашаться?
— При чем тут «веришь» или «не веришь», Шэй! Это простовсе знают, вот и все. Они выглядят… чудесно.
— Они все на одно лицо!
— Мне тоже так казалось. Но когда мы с Перисомпробирались в Нью-Красотаун, мы их там много повидали и поняли, что красивыевыглядят по-разному. Каждый выглядит по-своему, просто различия более тонкие,потому что они — не уроды.
— И мы не уроды, Тэлли. Мы — нормальные. Пусть мы неписаные красавицы, но, по крайней мере, мы — не куклы Барби, у которых нетничегошеньки своего.
— Что это еще за куклы?
Шэй отвела взгляд.
— Мне про них Дэвид рассказывал.
— Блеск. Опять Дэвид.
Тэлли оттолкнулась ступнями от дна и поплыла на спине, глядяна небо и желая, чтобы этот разговор поскорее закончился. Они еще несколько разпобывали на руинах, и Шэй всякий раз настаивала на своем и зажигала фальшфейер,но Дэвид так ни разу и не показался. Тэлли становилось здорово не по себе из-затого, что они в мертвом городе поджидали, соизволит ли явиться какой-то парень,которого, может, и на свете-то нет. Да, осматривать руины было очень классно,но Тэлли уже начало казаться, что Шэй просто чокнулась на этом Дэвиде, ипоэтому от вылазок на руины она получала все меньше и меньше радости.